Происходящее в Ливане трудно назвать полноценной войной. С одной стороны, все
признаки классической войны налицо: армия одного государства ведет военные действия
на территории другого, рвутся бомбы, рушатся дома, гибнут люди, в том числе израильские
солдаты. Но при этом армия Ливана в боевых действиях совсем не участвует, а занята
исключительно охраной дипмиссий и обеспечением безопасной эвакуации иностранцев.
Израиль воюет с "Хезболлой", точнее, с ее призраком: стоило израильским войскам
войти на территорию Ливана, как боевики "Хезболлы" сразу же растворились в жилых
кварталах, причем не только на юге Ливана, но и в Бейруте.
В первые дни войны — а происходящее все же война — многие эксперты рассуждали
о том, сколько времени понадобится израильской армии, чтобы дойти до Бейрута (некоторые
говорили даже про Дамаск). Однако прошло уже больше недели, а войска, пожалуй,
самой сильной армии мира все еще топчутся в Южном Ливане и теряют в засадах людей.
Причина ошибки вовсе не в неожиданной слабости израильской армии — она
по-прежнему сильна, просто эксперты руководствовались воспоминанием о прежних войнах, которые
вел Израиль, и общими представлениями о классической войне. Но современная война
— во всяком случае, на Ближнем Востоке — радикально отличается от тех войн, которые
велись там еще в 50−е или 70−е годы. Те же американцы наголову разбили иракскую
армию в классической войне, но вместо победы получили кромешный ад нынешнего Ирака.
Причем "мирные потери" американцев в Ираке уже многократно превысили военные и,
судя по всему, в обозримом будущем будут только расти.
Какие задачи всегда решали военные? Подавить сопротивление армии противника,
занять города и стратегические объекты. Однако сегодня все это решающего значения
не имеет, так как реальным противником является не государство, а силы, не имеющие
однозначной государственной привязки. Более того, этим силам вовсе нет необходимости
держать фронт, оборонять стратегические пункты. Фронтом может оказаться любая
улица, любая дорога, а стратегическим пунктом — жилой дом или автомобиль, перевозящий
мебель. Более того, их не интересует судьба
какого-либо государства и его граждан — они вообще не имеют отношения ни к каким государственным
институтам.
В этих условиях решение военных задач становится непосильным для армии делом.
Она
по-прежнему нужна, она
по-прежнему важна, но уже не может стать решающей силой в отстаивании интересов государства
и его безопасности. Профессиональный и опытный военный Ариэль Шарон это прекрасно
понимал, а потому в своей политике не делал однозначной ставки только на армию.
Опираясь на силу израильской армии, он тем не менее вел обширную политическую
игру, договариваясь с тайными и явными противниками Израиля, устраняя с помощью
спецслужб тех, с кем договариваться не хотелось или было невозможно, — он выстраивал
политику, в которой военная сила была только одним из силовых аргументов. Нынешнее
же руководство Израиля — политики, которые живут в логике прошлых войн, а потому
делают ставку на армию как на главную силу сдерживания в регионе, должную обеспечить
безопасность страны.
Скорее всего, Израиль все же добьется своего и ценой серьезных потерь и многочисленных
жертв среди мирных граждан нанесет серьезный удар по террористам из "Хезболлы"
— тут уж, если начали действовать, необходимо довести дело до конца. Однако даже
не самый большой сбой в чисто военной операции чреват разрастанием конфликта и превращением
операции против группы боевиков в глобальную религиозную войну, где Израилю будут
противостоять уже не отдельные
национально-религиозные группы (типа ХАМАС или "Хезболлы"), имеющие свои политические интересы, а религиозные
массы, поддерживаемые уже не только Ираном или Сирией, но и международными террористическими
центрами. И в этом случае даже самые решительные и успешные военные действия против
Дамаска или даже Тегерана будут только затягивать узел войны и отдалять Израиль
от победы.
Более того, главный нынешний противник Израиля — Иран, который финансирует "Хезболлу"
и подстрекает ее на радикальные действия против Израиля, — сегодня, по большому
счету, также является главной опорой хоть
какой-то стабильности в регионе. Иран — это все же государство со своими определенными
интересами, государство, с которым можно играть в политические игры, которому
можно угрожать или договариваться с ним. И пока существует это государство, оно
хоть
как-то в состоянии контролировать и направлять ориентированные на него террористические
группировки. Исчезновение Ирака уже радикально дестабилизировало ситуацию и резко
усилило внесистемные (внегосударственные) силы в регионе. Исчезновение Ирана может
превратить регион в сплошное пространство неконтролируемого джихада.