Финансовые бароны

Немецкий еврей Людвиг Иванович Штиглиц начал коммерческую деятельность не очень удачно. Работа биржевым маклером не принесла ему больших денег, и в возрасте 25 лет он решил перебраться из Германии в Россию — к двум своим братьям (один из них владел в Петербурге торговым домом, другой занимался винными откупами). Людвиг приехал в Россию с незначительными средствами, однако смог основать свой торговый дом "Штиглиц и К°" и начал вести самостоятельные денежные операции с капиталом в 100 тысяч рублей. Деньги ему ссудил дядя — немецкий банкир. Но тут тоже что-то не заладилось, поэтому уже через полгода незадачливый бизнесмен вынужден был прекратить все свои платежи, а через полтора года разорился.

 

Похоже на заурядную карьеру неудачника. Однако молодой человек не стал распускать нюни и… взял вторую ссуду в 100 тысяч рублей. Это второе вливание стало спасительным и позволило Людвигу вновь начать торговые дела. Братья тоже поддержали, и фирма вернулась в деловые круги под новым названием — "Банкирский дом "Штиглиц и К°". В результате успешных финансовых операций Штиглиц быстро разбогател. В 1820-х годах, всего за несколько лет, его банкирский дом стал крупнейшим в Российской империи.

Такому успеху способствовало содействие приближенных к императору Николаю I людей — небезызвестных графов Бенкендорфа и Нессельроде. Помогая правительству, Штиглиц извлек максимальную выгоду из российской внешней политики. Одно время соперником коммерсанта был придворный банкир Ралль, однако потом дела его пошатнулись, и вскоре он был вынужден отказаться от дальнейшей борьбы за это место. Тогда Штиглица, как банкира, достойного занять первенство на Петербургской бирже, стали рекомендовать в качестве придворного финансиста. И он, по сути, им стал.

 

Контора придворных банкиров и комиссионеров занималась как внешними, так и внутренними операциями. В ее обязанности входило налаживание отношений с кредиторами русского правительства, поддержание тесных связей с европейскими банкирскими домами европейских центров и т.д. Контора придворных банкиров существовала до 1811 года. С образованием Министерства финансов и особой канцелярии по кредитной части все операции перешли к ним. Однако институт придворных банкиров сохранился до середины XIX века.

 

Итак, банкирский дом Штиглица стал крупнейшим в России. Он неоднократно оказывал помощь царскому правительству, организуя иностранные займы (за 35 лет правительство получило займы на сумму 346 млн. рублей). В 1841 году именно через Штиглица был заключен государственный заем в 50 млн. рублей серебром на постройку железной дороги из Петербурга в Москву. Самые значительные займы были предоставлены во время Крымской войны. "За заслуги распространения российской торговли" банкиру пожаловали звание барона (с правом передачи его наследникам) и причислили его к петербургскому первостатейному купечеству.

 

В Европе не было ни одного города, где не принимали бы к уплате векселей Людвига Штиглица. Состояние барона сравнивали с богатством крупнейшего в Европе гамбургского банкира Соломона Гейне.

 

Все его торгово-промышленные начинания пользовались самым широким кредитом, так как, по отзывам современников, вексель Штиглица являлся как бы наличными деньгами, а слово его ценилось выше всякого векселя. В течение нескольких лет господин Штиглиц превратился в одного из самых могущественных и богатых банкиров в Европе. У него были крупные заводы и мануфактуры, при его активном участии учреждено было пароходство, основано страховое "от огня" общество и многие другие весьма прибыльные предприятия.

 

Умер Людвиг Штиглиц в 1843 году от "нервического удара". В день его похорон по высочайшему соизволению в знак траура была даже закрыта биржа. На похоронах присутствовали многие российские министры, иностранные послы, крупные гражданские и военные чиновники, все петербургское купечество.

 

Барон оставил после себя огромное состояние своему единственному сыну Александру (по одним данным, 30 млн. рублей, по другим — 18 млн. рублей серебром). Молодой предприниматель еще более упрочил положение Банкирского дома "Штиглиц и К°" и уже в 29-летнем возрасте занял главенствующее положение в столичных финансовых кругах.

Александр Людвигович Штиглиц родился в 1814 году в Петербурге. Окончил Тартуский университет, считавшийся одним из лучших в Европе, и очень много времени посвящал научной работе.

 

Он много путешествовал, а по возвращении в столицу в 1840 году был назначен членом совета при Министерстве финансов. Вообще-то Александр хотел стать литератором, не замечая за собой склонности к банкирской деятельности, но после внезапной кончины отца продолжил его дело в качестве придворного банкира — только по настоянию императора Николая I. Звание придворного банкира принадлежало Александру более 20 лет.

 

Первое время Штиглиц-младший работал под руководством опытного наставника, однако вскоре сам вошел в финансовые дела банкирского дома. Уже в 1843 — 1846 годах он, пользуясь неизменным доверием европейских банков, успешно реализовал три займа на строительство Николаевской железной дороги (Санкт-Петербург — Москва).

 

Через некоторое время Александра Штиглица избрали председателем Петербургского биржевого комитета, поэтому неслучайно его именовали королем Санкт-Петербургской биржи. Кстати, тогда впервые председателем петербургского биржевого комитета стал не городской голова, а назначение было принято решением собрания биржевого купечества.

 

В 1849 году Штиглиц был переизбран председателем биржевого комитета на второй трехлетний срок (тогда же он был отмечен орденом Святой Анны второй степени), а затем переизбирался еще не раз, пробыв на посту председателя 13 лет.

На бирже Александр чувствовал себя вольготно. Вместе со своим близким другом и компаньоном Фелейзеном он, по своему усмотрению, устанавливал вексельные курсы на бирже (их котировали, когда на биржу приходил Штиглиц, в его отсутствие котировки не было). Фактически ни один торговый дом не мог самостоятельно вести не только банковские операции, но и заниматься внешней торговлей, если не подчинялся требованиям, выдвигаемым конторой "Штиглиц и К°". А так как вексельный курс находился в полном распоряжении банкирского дома, то все сделки по купле-продаже импортных и экспортных товаров с наибольшей выгодой совершались только им. Современники отмечали, что банкир закупал огромные партии хлопка, продавал в больших объемах сало, пеньку и пр. Только остатки доставались другим торговым фирмам.

 

Александр активно участвовал в получении Россией иностранных займов. Его банк вместе с другими тремя крупными банками сосредоточил в своих руках не только правительственные, но и частные, и общественные денежные переводы.

 

Как и отец, Штиглиц-младший активно занимался и промышленной деятельностью: был одним из учредителей Главного общества российских железных дорог, акционером крупной мануфактуры, Московского купеческого банка, владел мануфактурами, заводами и фабриками. Ему принадлежала треть всех приисков Урала и один из крупнейших металлургических заводов — Надеждинский (названный в честь его приемной дочери). Штиглиц построил за свой счет Петергофскую железную дорогу, и за это был награжден орденом Св. Станислава первой степени.

Неудачи в Крымской войне способствовали быстрому развитию русской экономики, но вскоре положение изменилось. После непомерного увлечения акционированием и биржевой игрой последовал международный финансовый кризис 1858-1859 годов, что, в свою очередь, привело к расстройству денежного обращения в России и росту инфляции. Все это не могло не сказаться на делах биржи.

 

Цена акций Главного общества железных дорог упала ниже номинала. Переводы за границу платежей для покупки русских облигаций прежних займов и гарантированных акций все возрастали и еще больше роняли курс. Выпущенный внутренний 5%-ный заем приостановил переводы, но нанес удар по внутренним акциям: они упали в цене, потеряв свою притягательность. К тому же, наступили сроки уплаты взносов за ранее купленные в рассрочку акции, а банки перестали выдавать ссуды под залог.

 

Прочное положение Штиглица в финансовом мире внезапно пошатнулось, и его влияние стало катастрофически падать. Ему было предъявлено обвинение в том, что его операции с одним банкирским домом в Лондоне принесли убытки в размере 4,5 млн. рублей. Ему также ставились в вину слишком высокие комиссионные за переводные операции. В октябре 1859 года произошла ликвидация банкирских дел дома "Штиглиц и К°", что еще более содействовало падению цен на бирже и недостатку денег.

 

Барона считали "одним из деятельных разорителей", раздавались голоса против постоянного вмешательства Штиглица в назначение биржевого курса. Газеты того времени писали о том, что "общественное мнение восстало против произвольных и противных общему торговому интересу распоряжений Штилица в отношении назначения биржевого курса; заговорили о пагубном влиянии его на устранение звонкой монеты, постепенное исчезновение ее приписывали значительным высылкам за границу золота через Штиглица". Нельзя сказать, чтобы это был откровенный поклеп. Предпринимателю и его иностранным компаньонам, действительно, не хватало чувства меры: не довольствуясь ролью властителя на бирже, маленькая кучка банкиров вздумала командовать и русскими финансами.

В сентябре 1859 года Штиглицу удалось в течение нескольких дней уронить вексельный курс на 20 процентов. Этого было достаточно для того, чтобы терпение правительства лопнуло. Уже не прибегая к помощи некогда всемогущего банкира, царское правительство заключило договор по внешнему займу на 75 млн. рублей через банкирский дом "Томсон Бонар и К°". Эта операция была неудачной, но престиж банкирского дома Штиглица все равно восстановить не удалось. С прежним исключительным положением барона Министерство финансов уже считаться не хотело. Было принято решение создать новый могущественный банкирский дом.

 

В знак протеста Штиглиц, покинув должность председателя биржевого комитета, приступил к ликвидации всех дел своей банкирской конторы и даже собирался бросить Россию. Но в итоге никуда не уехал, а посвятил себя государственной деятельности и занялся координацией действий финансовых учреждений с целью их объединения.

 

В 1860 году Коммерческий банк был преобразован в Государственный банк Российской империи. Его первым управляющим был назначен Александр Штиглиц. Получив это назначение, он еще выгадал при этом свыше 3 млн. рублей годового дохода. Не утратил барон своего влияния и в правительственных кругах: он был произведен в тайные советники, а затем в действительные тайные советники.

 

"За заслуги, оказанные Отечеству" и в ознаменование коронации императора Александра II Штиглиц был произведен в действительные статские советники, что по Табелю о рангах соответствовало воинскому званию генерал-майора. Кроме того, барон занимал ряд высоких постов в Министерстве финансов.

 

На протяжении всех этих лет банкирский дом Штиглица фактически продолжал свою работу, и все попытки по ликвидации его влияния терпели неудачу. Однако в 1866 году барон решил отойти от государственной банковской деятельности. Имея годовой доход свыше трех миллионов рублей, барон с 1866 года стал жить как рантье в особняке на Английской набережной и занялся коллекционированием предметов различных видов искусств.

В оценке современников Штиглиц предстает довольно противоречивой личностью. Одни считали его возвышенной, романтической натурой, поклонником театра, увлекающимся поэзией. Другие, напротив, считали, что он "человек ума весьма ограниченного, трусливый и эгоистичный, отличался вечно скучающим видом, молчаливостью и скупостью, но вовсе не умом и не талантом". Е.И. Ламанский, сменивший А. Штиглица в должности управляющего Государственным банком, находил, что "барон Штиглиц не был так плох и глуп, как многие об этом говорили; он отличался чрезвычайно узким горизонтом и носил следы дурного коммерческого воспитания".

 

Александр Штиглиц был сказочно богат, но при этом и скуповат. Например, по словам современников, видели, как он несколько минут искал на полу в Михайловском театре упавший гривенник (10 копеек). Несколько лет банкир мог ходить в одном и том же темном пальто и цилиндре. С неохотой давал деньги в долг, утверждая, что у него нет денег. Однако, в то же время, он жертвовал большие суммы на благотворительность, причем суммы, намного превышавшие другие, даже от царского имени. Штиглиц мог совершить и неожиданный поступок. Так, например, в 1866 году барон уступил железнодорожные подряды и разнообразные концессии своим компаньонам.

 

Его знали как человека весьма необщительного. Парикмахер, приходивший к нему каждый день в течение 15 лет, утверждал, что ни разу не слышал его голоса. Очень часто банкир отдавал миллионы и брал их, не сказав ни слова.

 

Несмотря на свое немецкое происхождение, большую часть своего состояния Штиглиц доверил исключительно русским фондам. Все скептические замечания, высказанные в свой адрес по этому поводу, он тут же отметал: "Отец мой и я нажили все состояние в России: если она окажется несостоятельной, то и я готов потерять с нею вместе все свое состояние".

 

Благодаря нажитому капиталу он мог пользоваться всеми благами жизни, но был абсолютно равнодушен к роскоши. Зато слыл большим поклонником Шиллера и Гете, увлекался музыкой, театром. Не пропускал ни одной значительной постановки, стараясь не появляться в первых рядах.

Существенным образом повлияло на меценатскую деятельность Штиглица знакомство с князем Гагариным, крупным меценатом, богатым помещиком, владевшим многочисленными имениями. Князь, как тонкий ценитель редких предметов прикладного искусства, собрал уникальную коллекцию живописи, майолик (вид керамических изделий) и эмалей XVI века, стал почетным членом Академии художеств. Как-то Гагарину пришла в голову идея создания "Рисовального училища", и он поделился ею со своим новым знакомым — Александром Штиглицем.

 

Два последних десятилетия своей жизни Штиглиц посвятил созданию этого училища для обучения одаренных молодых людей рисованию и графическому черчению. По заказу барона было спроектировано и возведено в Петербурге здание Училища технического рисования, которое с 1884 называлось Центральным училищем технического рисования имени А.Л. Штиглица (позже — Санкт-Петербургская художественно-промышленная академия имени В.И. Мухиной).

 

Значительные суммы денег Штиглиц жертвовал и на другие учебные заведения. Во время Крымской войны он отдал на нужды правительства 300 тысяч рублей серебром. И все же самым значительным наследием барона было художественное училище. Он завещал ему неприкосновенный капитал в миллион рублей (на проценты с него училище существовало), а также полмиллиона на формирование музейного собрания.

 

Умер барон в 1884 году, оставив после себя баснословное состояние в 72 млн. рублей серебром. Большая часть имущества и капитала была завещана его приемной дочери Надежде Половцовой и ее семье. Значительные суммы были розданы на благотворительные цели и переданы на содержание художественного училища, Коммерческого училища для бедных при лютеранской церкви святых Петра и Павла, Глазной лечебнице на Моховой, Елизаветинской больнице, Ремесленному училищу цесаревича Николая, Обществу помощи при кораблекрушениях, а также Петербургскому биржевому комитету.

 

16 февраля 2006 года по инициативе Центра национальной славы в Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии прошли торжества по увековечиванию памяти барона А.Л. Штиглица, приуроченные к 130-летию со дня основания Центрального училища технического рисования его имени.